Христианка

 

 

 

 

СЕМЁН НАДСОН

ХРИСТИАНКА

             Дела давно минувших дней,

             Преданья старины глубокой.

                     Пушкин, "Руслан и Людмила"

I

Спит гордый Рим, одетый мглою,

В тени разросшихся садов;

Полны глубокой тишиною

Ряды немых его дворцов;

Весенней полночи молчанье

Царит на сонных площадях;

Луны капризное сиянье

В речных колеблется струях.

И Тибр, блестящей полосою

Катясь меж темных берегов,

Шумит задумчивой струею

Вдаль убегающих валов.

В руках распятие сжимая,

В седых стенах тюрьмы сырой

Спит христианка молодая,

На грудь склонившись головой.

Бесплодны были все старанья

Ее суровых палачей:

Ни обещанья, ни страданья

Не сокрушили веры в ней.

Бесчеловечною душою

Судьи на смерть осуждена,

Назавтра пред иным судьею

Предстанет в небесах она.

И вот, полна святым желаньем

Всё в жертву небу принести,

Она идет к концу страданья,

К концу тернистого пути...

И снятся ей поля родные,

Шатры лимонов и дубов,

Реки изгибы голубые

И юных лет приютный кров;

И прежних мирных наслаждений

Она переживает дни,-

Но ни тревог, ни сожалений

Не пробуждают в ней они.

На все земное без участья

Она привыкла уж смотреть;

Не нужно ей земного счастья,-

Ей в жизни нечего жалеть:

Полна небесных упований,

Она, без жалости и слез,

Разбила рой земных желаний

И юный мир роскошных грез,-

И на алтарь Христа и Бога

Она готова принести

Всё, чем красна ее дорога,

Что ей светило на пути.

II

Поднявшись гордо над рекою,

Дворец Нерона мирно спит;

Вокруг зеленою семьею

Ряд стройных тополей стоит;

В душистом мраке утопая,

Спокойной негой дышит сад;

В его тени, струей сверкая,

Ключи студеные журчат.

Вдали зубчатой полосою

Уходят горы в небеса,

И, как плащом, одеты мглою

Стоят священные леса.

Всё спит. Один Альбин угрюмый

Сидит в раздумье у окна...

Тяжелой, безотрадной думой

Его душа возмущена.

Враг христиан, патриций славный,

В боях испытанный герой,

Под игом страсти своенравной,

Как раб, поник он головой.

Вдали толпы, пиров и шума,

Под кровом полночи немой,

Всё так же пламенная дума

Сжимает грудь его тоской.

Мечта нескромная смущает

Его блаженством неземным,

Воображенье вызывает

Картины страстные пред ним.

И в полумгле весенней ночи

Он видит образ дорогой,

Черты любимые и очи,

Надежды полные святой.

III

С тех пор, как дева молодая

К нему на суд приведена,

Проснулась грудь его немая

От долгой тьмы глухого сна.

Разврат дворца в душе на время

Стремленья чистые убил,

Но свет любви порока бремя

Мечом карающим разбил;

И, казнь Марии изрекая,

Дворца и Рима гордый сын,

Он сам, того не сознавая,

Уж был в душе христианин.

И речи узницы прекрасной

С вниманьем жадным он ловил,

И свет великий веры ясной

Глубоко корни в нем пустил.

Любовь и вера победили

В нем заблужденья прежних дней

И душу гордую смутили

Высокой прелестью своей.

IV

Заря блестящими лучами

Зажглась на небе голубом,

И свет огнистыми волнами

Блеснул причудливо кругом.

За ним, венцом лучей сияя,

Проснулось солнце за рекой

И, светлым диском выплывая,

Сверкает гордо над землей...

Проснулся Рим. Народ толпами

В амфитеатр, шумя, спешит,

И черни пестрыми волнами

Цирк, полный до верху, кипит;

И в ложе, убранной богато,

В пурпурной мантии своей,

Залитый в серебро и злато,

Сидит Нерон в кругу друзей.

Подавлен безотрадной думой,

Альбин, патриций молодой,

Как ночь, прекрасный и угрюмый,

Меж них сияет красотой.

Толпа шумит нетерпеливо

На отведенных ей местах,

Но - подан знак, и дверь визгливо

На ржавых подалась петлях,-

И, на арену выступая,

Тигрица вышла молодая...

Вослед за ней походкой смелой

Вошла, с распятием в руках,

Страдалица в одежде белой,

С спокойной твердостью в очах.

И вмиг всеобщее движенье

Сменилось мертвой тишиной,

Как дань немого восхищенья

Пред неземною красотой.

Альбин, поникнув головою,

Весь бледный, словно тень, стоял...

.

И вдруг пред стихнувшей толпою

Волшебный голос зазвучал:

V

"В последний раз я открываю

Мои дрожащие уста:

Прости, о Рим, я умираю

За веру в моего Христа!

И в эти смертные мгновенья,

Моим прощая палачам,

За них последние моленья

Несу я к горним небесам:

Да не осудит их Спаситель

За кровь пролитую мою,

Пусть примет их святой Учитель

В свою великую семью!

Пусть светоч чистого ученья

В сердцах холодных он зажжет

И рай любви и примиренья

В их жизнь мятежную прольет!.."

Она замолкла,- и молчанье

У всех царило на устах;

Казалось, будто состраданье

В их черствых вспыхнуло сердцах...

.

Вдруг на арене, пред толпою,

С огнем в очах предстал Альбин

И молвил:- "Я умру с тобою...

О Рим,- и я христианин..."

Цирк вздрогнул, зашумел, очнулся,

Как лес осеннею грозой,-

И зверь испуганно метнулся,

Прижавшись к двери роковой...

Вот он крадется, выступая,

Ползет неслышно, как змея...

Скачок... и, землю обагряя,

Блеснула алая струя...

Святыню смерти и страданий

Рим зверским смехом оскорбил,

И дикий гром рукоплесканий

Мольбу последнюю покрыл.

Глубокой древности сказанье

Прошло седые времена,

И беспристрастное преданье

Хранит святые имена.

Простой народ тепло и свято

Сумел в преданье сохранить,

Как люди в старину, когда-то,

Умели верить и любить!..

VolshebnicaS